ПРАВОЗАЩИТНАЯ СТРАНИЧКА КУРГАНСКОГО
ОБЛАСТНОГО ОБЩЕСТВЕННОГО ДВИЖЕНИЯ "ЗА ЧЕСТНЫЕ ВЫБОРЫ"
e-mail: gabdis@mail.ru
Пятый угол
правозащитников курганской области
Главная / Архивные материалы / Память и судьбы. Наталья Кирилловна Носкова. 2009 г.

Память и судьбы. Наталья Кирилловна Носкова. 2009 г.

 Память и судьбы. Ко дню Конституции РФ  2009 г.
Воспоминания и рассказы об исторических событиях

Носкова Наталья Кирилловна

Материалы к текстам Натальи Кирилловны подготовили и обработали Иннокентий 
Хлебников, Людмила Исакаева, Габдулла Исакаев.

Наталья Кирилловна 30 октября 2009 года пообщалась со школьниками, 
проявившими интерес к истории своего отечества и пришедшими почттить
память жертв политических репрессий к Скверу Памяти  

     
	

	
                            
	
 
 

Это одна из 5 тетрадей Натальи Кирилловны, переданных для 
последующего использования в наших печатных изданиях.
=================================================================== 

Сегодня, 27 марта 2007 года из сообщений радио стало известно - умер великий 
артист Михаил Ульянов, Михаил Александрович, последний их Ульяновых, 
двоюродных братьев нашей матери, погибших при раскулачивании на ссылке, на 
Северном Урале, замученных диким и страшным произволом, в 1931-1932 годах. 
Петр, Никита, Александр. Михаил был сыном младшего, Александра. Род 
Ульяновых прервался по мужской линии, ушла память о делах умных мужчин.

В этой тетради есть сведения о них, Ульяновых.
===================================================================




По следам моей памяти.  (1918-1940-е годы)

Революция и гражданская война в России страшным и тяжелым бременем легла на 
плечи народа. Страна была залита кровью, завалена трупами людей, 
обескровлена и разграблена.

Невосполнимы эти потери.

Ленин и Троцкий приветствовали гражданскую войну в России, они видели себя в 
ней победителями. Для победы использовались все средства: крайняя 
жестокость, обман народа, продразверстка и военный коммунизм, террор и 
смерть людей от голода.

Полыхали пожары хуторов и деревень от отрядов иноземцев: красных латышей, 
заслуги которых были отмечены Лениным, китайцев-добровольцев, венгров и 
чехов, немцев и поляков - их силами большевики ломали и свергали старую 
Россию, им дозволено было расстреливать пленных русских офицеров и сибирских 
крестьян.

В Первую Мировую войну попали в Россию венгры и чехи, они в 1918 г. 
отказались воевать с Россией.

 Чехословацкий корпус стоял в Самаре. По договорённости с Советской Россией 
чехи должны были выполнить ряд условий, после чего двигаться на Восток, 
далее - через Владивосток на Родину. Советская республика не выполнила этих 
условий. Чехи восстали. Эшелонами они двигались через Урал и Сибирь, свергая 
Советскую власть в Поволжье, на всем пути следования (В советской 
историографии за этими отрядами закрепилось наименование <белочехи>, - 
ред.). В Кургане они приняли участие в боях в 1918 г. Отдельные части на 
стороне Красной Армии, но большая часть - свергла Советскую власть. По всему 
пути следования они оставили свои могилы, теперь уничтоженные.

 Лето 1968 г, в конце старого Курганского кладбища, у чешской 
могилы-памятника. Старого кладбища уже нет, сожжено ещё в 1955 году, могилы 
уничтожены, оставлена только одна могила большевика-комиссара, 
Бурова-Петрова. Чешская могила в полуразрушении, и её вскоре взорвут, на 
этом месте будут стоять гаражи, а пока: здесь тишина и печаль. Ровные, 
хорошо уложенные могилы, около них памятники: каменное белое изображение 
центра Праги, Карлов-мост, Пражский град, изваянные фигуры в белом платье и 
белом покрывале. Она держит в руках ветку дерева, склонилась над  могилами, 
охватив этой веткой могилы. Скорбное изваяние смерти и памяти. "С вами 
родная Прага". Читаю фамилии: Кореску (румын), Отс - чех.

 На некоторых могилах - осквернение  и грязь. Над могильным памятником - 
чаша, это символ Чехии. Из истории вспоминаю: чашники и табариты - 16 век, 
шла борьба слоев населения и победители чашники. У кого-то из солдат Чехии 
была с собой книга по истории родной страны, она  послужила подручным 
материалом, с неё и сделан этот памятник. Теперь его нет, на этом же месте я 
увидела груду кирпича, свалку. Мы  не храним чужую нам память.

 Китайцы-добровольцы в гражданской войне с энтузиазмом расстреливали пленных 
белых офицеров, участников Первой мировой войны, их было много в Красной 
Армии, отличились они особой жестокостью.

 Ленин и Троцкий поручали этим отрядам выполнение самых грязных операций. 
Гуляли по России их отряды, жалования им платили соответствующие. Венгры 
сосредоточены  были в Екатеринбурге, здесь находилась царская семья в 
заточении,  они состояли в охране, были в карательных отрядах, стремились 
отличиться, чтобы успешнее выполнить свою миссию борцов и вернуться  на 
родину.

Курганский отряд из молодых офицеров двигался в Екатеринбург, летом 1918 
года. На пути к Екатеринбургу этот добровольческий отряд столкнулся с 
отрядом венгров-мадьер (Шадринск, Далматово, Алапаевск).

     
	

	
                            
	
 
 
 
        Из курганской городской газеты от 8 июля 1918 года
     Памяти павшихъ  подъ Долматовымъ.

      <Не плачьте надъ трупами павшихъ бойцовъ, не пойте надъ ними 
надгробныхъ стиховъ>! Эти слова торжественнаго Реквiема приходятъ мне на 
память каждый разъ, ког-да получается извЬстие о новыхъ жертвахь изъ среды 
насъ. Жестокая война не удовольствовалась безчнсленными мо-гилами Галицiи, 
Польши, Рижскйхъ болот и далекой  Азiи. Ей понадобились еще новыя жертвы 
внутренней гражданской войны. Число ихъ увеличивается. При станцiи Долматово 
пало уже 17 человЬкъ, но соотвЬтственно увеличивается  и преступленiе той 
власти, которая гро-мадную страну продала буквально за 30 серебрениковъ и 
вооружила нъмцевъ и мадьяръ. Пусть ихъ приспЬшники и молчаливые соучастиики 
помнят, что ни на какое снпсхожденiе съ нашей стороны они разсчитывать не 
могутъ! Мы переживемъ это горе, раздЬлимъ скорбь близкихъ и родныхъ, но 
сейчасъ передъ нами только подвигъ, совершонный павшими въ бою, съ 
сознанiемъ,  что есть что-то более высокое и  великое, чЬмъ отдъльная 
человъческая жизнь. -Есть родина-мать, истерзанная и поруганная,   защищать 
которую - долгь и обязанность каждаго   изъ,  насъ. Преклонившись, передъ 
этими новыми жертвами, всЬ въ комъ не умерла совЬсть и любовь  къ свободе и 
СтранЬ, поймутъ, какъ следуетъ   почтить свЬтлую память   новыхъ бойцовъ. 
<Шагайте безъ страха по  мертвымъ теламъ, идите, ведите ихъ бой до конца!" - 
Этотъ призывъ могучимъ эхомъ   несётся съ далёкихъ полей Галиции и Польши и 
равнинъ  и ущелий   Азiи.   Как   бы ни окаменела совесть народа, какъ бы 
она не была исковеркана, она встревожена и заглушить ея не смогутъ лживыя 
фразы шкурнаго демократизма>.



      16 марта 1919 года. Отряд генерала Каппеля у 
Богородице-Рождественского собора перед отправкой на фронт

   
	

	

	
 
 
      Богородице-Рождественский Собор
     
	

	

	
 
 
 

 Было убито  24 офицера во главе с Этьеном Гусевым: "Мадьяры-венгры дрались 
как львы". Убитые молодые офицеры из Кургана были похоронены в сквере 
великолепного Курганского храма, Богородице-Рождественского, в 1930 году 
частично разрушенного. Добровольческий отряд из Кургана ценой своей жизни 
хотел спасти молодых девушек царской семьи, царя и царицу, больного сына 
царя, людей с ними, но отряд венгров рвал на куски чужую им землю. Они 
вступили в Екатеринбург, далее заполонили Сибирь.

Старое кладбище Кургана, было памятью о погибших в гражданской и 
Отечественной войне, о старейших жителях Кургана, об участниках Первой 
Мировой войны, но коммунисты снесли его до основания, как все, что  им 
напоминало старую Россию - уничтожить как можно скорее ту Россию, которая 
была до 1917 года. Теперь это Парк Победы, но как скорбно и как нерешительно 
вступаю я на эту землю - унесло время память о тех людях, что были здесь 
похоронены когда-то и не хочется думать о Победе, ибо мы не уважаем 
прошлого, мы беспамятны, мы бездуховны. Ощущение такое: здесь дух прошлого 
бытия, памяти и скорби.


О Генерале Каппеле

Имя генерала Каппеля я услышала в раннем детстве, в своей  семье, в деревне 
Патронное, Лукинского сельсовета. Взрослые вспоминали младшего брата нашего 
отца, Григория, участника Первой мировой войны, Георгиевского кавалера. Он 
пришёл в начале лета  1918 года, домой, на побывку, после лечения в 
Московском госпитале.

 Через нашу деревню проходили каппелевцы, они становились на постой, на 
отдых.

 Шестеро зашли к нам в дом, увидели сидящего за столом Григория, знак 
<Георгия>, все оценили. На утро они увели его с собой: "не с нами, значит, с 
ними". Он ушёл с ними, с каппелевцами. Посылал  изредка весточки, хвалил 
храброго генерала Каппеля, были у них  победы. Осенью 1919 года Григорий был 
убит, домой не вернулся. В молодые годы я читала книги о гражданской войне.

Каппель - в 27 лет  генерал, одержал победы под Уфой, под Казанью, под 
Симбирском,  при переходе через реку Кан, в Сибири, был ранен в бедро, на 
санях везли его за Армией, сани тонули в проруби, он замерзал,  где-то 
глубоко в Сибири умирал от васпаления лёгких, сожалея, что  победы его Армии 
не принесли освобождения России от большивеков.

 "Наши победы, говорил он,- уйдут в небытие". Никогда не расстреливал 
пленных красноармейцев. Отпускал их.

 Сабля его не была кровавой, она была для него реликвией. Похоронен в 
Харбине, после ухода из Читы. Китайские коммунисты сломали его могилу, 
выбросили и  зарыли в безызвестность. В 2006 году его могилу нашли, указал 
на это  захоронение старый казак-эмигрант. Привезли через Сибирь в Москву, 
похоронили на кладбище Даниловского монастыря, при этом присутствовал народ, 
священники. Патриот, герой России - нашёл успокоение в России, за которую 
воевал и погиб. Послышались возражения: "Кого хороните?",  обсуждение в 
печати - "врага хороните". Народ нашей  страны не примирить: слишком долго 
его сознание извращали и уродовали: "ищите врага". И потому мы бедные 
нравственностью, - <только за нами правда!> Каппель был любим солдатами, 
офицерами,  это достойный человек, тип настоящего русского офицера.

 Армия Каппеля была основной частью армии Колчака, самой боеспособной.

 Трагедия России отражена во многих стихах и песнях, сложенных народом.

"Вся Россия в крови,
и враги торжествуют
и все машет косой
краснозвёзная смерть,
в исступлении брат
против брата воюет,
но в гражданской войне
победителей нет.

Писатель Алексей Кузьмич Югов, уроженец села Каминского, Куртамышского 
района, автор замечательных книг: "Шатровы", "Страшный суд", 
"Ратоборцы" -патриот России, своей  родной земли села Каминского, описал 
гражданскую войну на примере Зауралья.

Отец его был предпринимателем, имел мельницы по Тоболу, их называли 
"Юговские мельницы", в годы гражданской войны  пережил трагедию - крушение 
своего дела, своей семьи. Младший  брат писателя Югова ушёл из села, из 
родного дома с армией Колчака. С конца лета 1919г. Армия Колчака понесла 
поражение от красных. Она отступала под ударами Красной армии. Путь ей лежал 
один - отступить на Восток, к Омску и далее, но брат Югова, Сергей не 
захотел уходить из родного края, в крестьянской избе, в  Глядянке, где 
стояли они на постое, Сергей застрелился. Смерть  брата тяжело отразилась на 
семье, умер отец, ёще ранее - умерла  мать. Мальчик Алексей в 14 лет покинул 
родной край, осиротевший и  разграбленный. Он уехал в Ново-Николаевск, к 
сестре, а затем в  Одессу, учиться на врача, далее - работа, творчество 
писателя и углублённая работа над историческим материалом. В книге "Страшный 
суд"  отражена судьба страны, судьба Зауралья - гибель миллионов людей от 
оружия, от голода, от тифа - русскую деревню косил тиф.

По Сибирским дорогам отступала и гибла белая армия Колчака, трупами была 
завалена Сибирь, горы трупов хоронили кое-как, так вырастали курганы, могилы 
времён войны, многих не досчиталась Россия после  гражданской, окончившейся 
на основной территории в 1920 году. На  Дальнем Востоке - это 1922 год.



 Судьба курганского купечества
в ходе революции и гражданской  войны.

 Курганские большевики установили жесточайшей террор в результате захвата 
власти 1918 году. Были расстреляны купцы и чиновники Кургана и Курганского 
уезда: Захаров, Степанов и видные чиновники  города. В период подавления 
крестьянского восстания, в 1921 г., Курганский уездный комитет РКП и 
исполком совета постановил: 1 марта 1921 г. расстрелять часть заложников, 
взятых на основе террора  в связи с восстанием Курганском уезде. 
Руководствуясь пролетарским правосознанием и революционной совестью, 
постановили: расстрелять И.И Ушакова, Ф. Денисова, П.Галянина, А.Лапшина, 
Д.Зайце ва, А.Мациевского, Г.Брыкова, А.Крылова, Е.Кропанина, И.Кулакова, 
И.Андреева, Г.Лукьянова, А.Колпакова, Н.Бакинова и других,- все го 24 чел.

 Приговор подписали: Председатель П.С.Сидоров, зав.политбюро Рутке, 
уполномоченный -  Булдин, начальник - милиции Гусев, начальник  Корташев, из 
президиума - Кайгородцев, Земляков, Куль, Утюмов, Корнилов, Дмитриев, 
Метелев, - видные большевики Кургана. Имущество казнённых переходит в 
собственность революционных властей. Рано утром в городе появились 
листы-объявления о совершенном расстреле, ибо надо было устрашить силы 
контрреволюции, так как продолжались крестьянские восстания в уезде. Были 
люди в городе, которые знали: их не расстреляли, а заводили поздно вечером, 
в Рябининскую баню, где были приготовлены все орудия пытки: ножи, щипцы, 
иголки, топоры. Найден человек, которому поручили эту кровавую грязную 
работу - дореволюционный чистильщик труб от печей, трубочист, высокого 
роста, крепкого телосложения, с грубым голосом, до революции его боялись 
дети из-за жестокости и грубости, вечно грязного.

Купцов заводили в баню, а дальше оставляли с палачами, он <работал>, как сам 
рассказывал: выкалывал глаза, обрезал язык, уничтожал тело по частям. Утром 
послали женщин из ближних деревень  убирать в бане. Они теряли сознание, 
увиденное их потрясло:  кровь, части тела, волосы, забрызганные стены, 
кишки, внутренности. Женщинам из Кургана, Шевелёвки, было сказано: за 
разглашение  увиденного: расстрел, но узнали в городе правду, ибо тела 
казнённых были сброшены в овраг, перед баней, где проток гнилой воды от 
Тобола. Долгое время Рябининская баня была пуста, она была  страшным местом. 
Революционеры-большевики Кургана, продолжали  тактику террора: в марте этого 
же года комсомольцы ворвались в дом купца Васильева, по улице ныне 
Советской, ночью закололи штыками спящих Васильева, его жену, экономку. 
Спасли только одного  мальчика - будущего поэта Сергея Васильева. Его спасла 
экономка, забросав мальчика шкурами. У Васильевых была заимка в Падеринке, 
они занимались скотоводством. В эту мартовскую ночь были вырезаны и другие 
семьи курганцев. Большевики Кургана: Сидоров, Рутке, Вяткин, Кайгародцев и 
др.

Ныне сохранились дома некоторых купцов: дом Галямина по ул.Советской, дом 
Васильева, ныне <Гулливер>. В первые годы Советской власти в доме Васильева 
работала служба НКВД. В подвалах этого дома НКВД проводило расстрелы 
осужденных <врагов народа>. В жизнь вводится термин <враг народа>.

Начиная с 1918 года население в Кургане резко сократилось в тисках террора, 
кровавой гражданской войны, бегства за пределы родного края.

Нарушена была экономика края, развалено хозяйство знаменитого Дома купцов 
Смолиных - обладателей местного края мельничного хозяйства, скотоводства, 
переработки сельхоз продукции. Нарушена была сфера культуры и образования. 
Знаменитая культура леса, охрана лесов, природных ресурсов.

Долго выходили потом из кризиса, ценой человеческого ресурса. Из Москвы шли 
указания: расстрелять, расстрелять буржуазию, священников, интеллигенцию, - 
чем больше расстреляли, тем быстрее освободили Россию от <нечисти>, от 
старого мира. Подписывал Ленин.

К концу лета 1920 года поля России стояли неубранными: пшеница, рожь, все 
злаки. Некому было убирать, страна истощена бойней.



Крестьянские восстания 1921-1922 годы.

 Изгнав армию Колчака из Сибири, Советское правительство во главе с Лениным 
усилию нажим на крестьянство. Через Урал и Сибирь Красная  Армия вела 
наступление против остатков разбитой белой армии: продолжался террор, 
подвалы Омска, бывшей столицы армии и правительства Колчака были залиты 
кровью, повсюду шла жестокая расправа, на линии железной дороги, при 
станциях, всюду трупы людей, трупы  лошадей, раненные, тифозные больные, 
убитые - все это сжигали санитарные поезда. Красной Армии нужен хлеб, она 
ведёт наступление на  врага, крестьяне обложены непосильным налогом, 
продразверсткой,  им не остаётся на прожиточный минимум, у них отбирают 
всё - лошадей для кавалерии, фураж для скота, тёплую одежду. К ним ставят 
на постой проходящих красноармейцев.

Железнодорожный состав Красной Армии направлен на усмирение Сибири, 
принявшей участие в колчаковской трагедии. Красноармейцы вершат насилие и 
надругательство над населением - горят хутора, созданные по Столыпинской 
Реформе.

Оттуда, из центра, призывали к жестокости и усмирению. Крестьяне восстали. 
Особенно сильные крестьянские выступления были в Шатровском районе 
Курганского уезда, в Юргамышском  и Белозерском районах.

Но самое мощное - это Ишимское восстание в Тюменской области. На подавление 
этих восстание была направлена кавдивизия из Воронежа. Воронежская 
кавалерийская дивизия применяла пушки и отравляющие газы - восстания были 
подавленны, пленные вожди восстания были казнены, их семьи подлежали 
расстрелу. Один из участников восстания в Юргамышском районе  Александр 
Ведерников был взят в плен под селом Белозерское. Его отряд был разбит 
комиссаром Калмыковом, чекистом, а в 30-50е годы Калмыков был прокурором 
Кургана, почетным гражданином.

Пленного Ведерникова чекисты связали и бросили в степной колодец села 
Белозерского.

Мощный отпор большевистскому насилию оказали станица Звериноголовская и 
станица Озёрная - за что и были жестоко наказаны: расстрелы, уничтожение, 
казачества. Советская власть побеждала сопротивление террором, казнями 
восставших селений, созданием  ВЧК (а) - этой страшной организации, имеющей 
власть беспредела, созданием миллионной красной Армии, органов Прокуратуры, 
суда, особых отделов, властных структур.

Не счесть убитых при подавлении крестьян, священников, чиновников. Образ 
комиссара в кожаной тужурке, с револьвером в руках, стал опасен для народа, 
образ чекиста - это образ мучителя, жестокого зверя: пленным они втыкали в 
глаза спички, отрубали руки и вели к месту казни, издеваясь по пути. Сёла 
сжигали - таким путём побеждала советская власть.

Ленин, Троцкий и Сталин - приветствовали эти меры жестокости - во имя победы 
революции. Им нужна была победа во всемирном масштабе - но это у них не 
получилось, ни Финляндия, ни Венгрия, ни Германия революционными странами не 
стали.

При разгроме Армии Колчака красные сожгли 120 поездов  с семьями 
Колчаковцев - в море утопили 14 кораблей белой Армии.



           После победы в гражданской войне (1922 год.)
<И на Тихом океане свой закончили поход>. Так поётся в известной песне о 
разгроме на Дальнем Востоке Белой Армии.

Закончилась гражданская война победой Советской власти, но не весь народ 
признавал эту власть. Теперь Советская Республика разрабатывала план 
истребления кулачества, т.е. того крестьянства, которое не хотело признавать 
Сталинские колхозы. Экономически самостоятельное крестьянство было объявлено 
врагом Советской власти, их первыми объявили врагами народа и Партия и 
Правительство взяли курс на уничтожение кулачества, как класса. Миллионы 
крестьянских семей были объявлены вне закона, обречены на уничтожение, как 
классово чуждый элемент. Они и будут уничтожены в первой и второй 
пятилетках. (1930-1933 годы). Сталинский курс на ликвидацию крестьянства, 
был продолжением политики Ленина - Троицкого, первыми разрабатывали план по 
уничтожению частного сектора в сельском хозяйстве. Ленин был за расстрел 
кулака, Троицкий - за создание военных поселений из крестьянства.


     
	

	

	
 
 
 

      Началась вторая гражданская война, в России, но теперь уже всесильное, 
вооруженное государство применяло против крестьян силу армии, силу закона, 
насилие и жестокость. Крестьяне были ограблены, уничтожены, выброшены из 
домов, своих деревень, в


скотских вагонах отправлялись в места холодного Севера и Сибири. Первыми 
стали зоной концлагерей и ссылки Соловки, обитель православной русской 
церкви.

Железнодорожные составы со ссыльными отправлялись один за другим, под 
конвоем НКВД и Красной Армии, по указанию Сталина, Ворошилова, Кагановича и 
Берии. В деревне над обреченными нависла угроза смерти - они были объявлены 
вне закона, за непокорность - расстрел. На ссылку шли 90-летние старики, и 
матери, которые несли на руках детей.

Зима 1930 года, в наш дом нагрянули активисты во главе с активом из 
сельского Совета. Хватали и уносили всё, что видели их глаза, двери дома не 
закрывались, нам велено было молчать и не уходить с печки. Плакала сестра 
Фрося, в люльке, ее выбросили на холодную лавку, нашли мамину шаль, унесли, 
свалили с печки бабушку, сняв с нее валенки, далее столкнули с крыльца. 
Первыми из семьи умерли Фрося, 6 месяцев, бабушка, мать нашего отца.

Во дворе шел настоящий разбой, уводили корову, она досталась комсомольцу 
Сергею Пестереву. Лошадь взял для себя Мельников, глава сельского Совета. 
Увозили дрова, сено, уводили птицу, индеек, достались они Евгении 
Банниковой. Лаяла собака, они её убили, затем выгнали нас из дома, куда 
хотите.

Банникова надела мамину шубу, и пьяная, уснула возле палисадника, прямо 
возле лужи. Мельников унес теплое одеяло, из верблюжьей шерсти, его покупал 
отец, когда работал в средней Азии, копал колодцы. (в Самарканде). Мы 
попросились на чужую кухню, переночевать, затем еще чужая квартира, потом 
еще чужой дом - нас не велено было пускать. Отца нашего арестовали и держали 
четверо суток в Челябинской тюрьме, в подвале, а он был участником Первой 
Мировой войны, и с больными после окопов ногами. Отцов наших отправили на 
ссылку на Северный Урал, они должны были построить казарму для приезда 
семей. Место для ссылки выбирал Ворошилов, - для освоения дикого Севера 
Свердловской области. Это ныне Карпинск, тогда Богословск, Ивдель, Волчанск, 
Серов, Тагил, Тавда и вообще - Север. Стране нужен уголь, лес, руда, 
расчистка тайги - вот раскулаченные и должны это делать. В августе 1931 года 
отправили на ссылку и нас, голодных и измученных. Мы шли за подводой, на 
телегу нас не пустили, комсомольцы (двое парней и девушка) вели себя с нами 
грубо и нагло, называли врагами: маму, нас, пятерых детей.

Перед ссылкой мы все были больны, особенно 3-х летняя Маня, у нее болело 
горло. Кто-то в деревне дал маме берестяной туесок с остатками меда, но мы 
не успели его поесть, пришли к нам активисты и съели этот мед, заставили 
сначала поесть Сергея Пестерева, сказав при этом: <ты, Серега, молодой, ты и 
начинай, а то эти враги отравить могут>.

Теперь мы уходим, идти нам не близко, сначала на Смолино, там возьмут еще 
одну семью, далее - на Курган, на станцию, где мы будем на земле, под 
открытым небом целую неделю, под дождем и ветром, ночным холодом и окриками 
комендатуры - <не отлучаться!>. Вспоминаю, как пришла я на деревенскую 
детскую площадку, это было летом, дети сидели за столом, перед ними были 
чашки с молоком, белые булочки и еще какие-то сладости. Я была голодная, 
мама с утра уходила на работу в город, это от деревни Патронное километров 
20, приходит она поздно, уже темно, мы её почти не видим. Я подошла к столу, 
положила руки на стол, оторваться от молока и булочек я уже не могла. Ко мне 
подошла воспитательница, в это время мальчик напротив, приподнялся и ударил 
меня по рукам, а воспитательница взяла за плечи и вытолкнула меня на улицу. 
Столько горьких обид испытала я в детстве, ведь каждый мог нас обидеть - 
защиты нет. Как-то вечером, когда мы все во дворе чужого дома были с мамой, 
мама разговаривала с нами, в это время стадо коров возвращалось с поля, 
среди коров была и наша корова <Зорька>, она услышала мамин голос и рогами 
открыла калитку, подошла к маме и встала. Мама сказала: <иди <Зоренька> к 
своему хозяину, мне нельзя тебя доить, нас накажут>.

Корова ушла, а мы давно уже не видели молока. Хозяином коровы был молодой 
комсомолец Сергей Пестерев, тот, который нас раскулачивал.

Из нашей небольшой деревни Патронное, было раскулачено и выслано на Север 
шесть дворов, среди этих шести дворов три семьи наших родственников. Никто 
из них не вернулся оттуда. Дома наши были разобраны и увезены в разные 
селения, но до 1936 года в нашем доме был сельсовет, пока окончательно все 
не затоптали и не разрушили. Окаянные дни переживало крестьянство России, 
дни эти Сталин назвал <великим переломом>. Никто теперь не вспоминает эту 
горькую судьбину. Не хотят вспоминать. А я помню - со двора уводят лошадь, 
для Мельникова, председателя сельсовета Лукино. Отец купил ее жеребенком, 
сам кормил, ухаживал за ней - берег и любил, - без лошади в хозяйстве 
нельзя.

Вот он стоит у окна, видит, как лошадь упирается, идти не хочет, ржание, 
крики, ее бьют, а она смотрит в окно, на отца. Мельников бил лошадь, ездил 
куда хотел, она была потная, не подчинялась ему - ее продали в Казахстан. 
Где был стыд у людей, когда они нас ограбили и выбросили зимой из дома. 
Советская власть учила грабить и делить незаработанное. Берия докладывал 
Сталину, сколько составов поездов с раскулаченными отправлено - тех, что 
отправляли на баржах - топили. Поездам делали крушение.



Отправление в вечность

Конец августа 1931года. Ближе к вечеру подошел к перрону состав из красных 
телячьих вагонов - погрузка. Увидев в руках идущего мужчины пучок моркови, я 
спрашиваю - где есть морковка, он кивнул в сторону базара, но я, то думаю - 
там есть огород, иду туда, а в это время мама ищет меня, не заходит в вагон, 
увидев меня, спрашивает, где ты ходишь?  Слева от нас парень кричит: 
<вагоны - то телячьи>!  Справа стоит высокий красноармеец, с оружием. Нас 
конвоируют НКВД и Красная Армия. В вагоне полутемно, одни нары и окошечко 
затянутое решеткой. Мы на полу, возле нас умирает старик Гаев, ему 72 года. 
Сноха к нему не подходит, он умирает от тифа, единственный его сын убит, 
много детей. Охранники не говорят куда везут, никто не знает.

Умерших на остановке уносят из вагона. Охрана уводит с собой девушку 16 лет, 
из села Белозерского, больше мы ее не увидим. Так же уводят сестру нашей 
матери, Екатерину, 28 лет.

Тетку Екатерину мы больше не увидим. Трупы выбрасывают по пути состава, в 
степи.

В Свердловске остановка поезда, для набора воды, в вагон заносят ведро, все 
достают кружки. Остановки далее редко. Через много лет я прочитала в газете, 
что писатель Борис Пастернак был в Свердловске в эти дни, и увидев 
железнодорожный состав на линии, спросил: <кого везут>? Ему ответили - село 
раскулаченных. Не отсюда ли пришла к нему мысль, написать <Доктор Живаго>. 
Страницы народного бедствия. Перед Серовом (тогда Надеждинском) было сделано 
крушение, разобранные рельсы, состав кем-то был замечен, машинист 
затормозил, но вагон наш сильно тряхнуло, мы повалились кто куда. 
Преднамеренное действие - убийство, так было задумано властью.

Нас не довезли до места обитания километров пять, мы шли теперь уже с отцом, 
который нас встретил и вынес из вагона. Подошли к казарме, построенной 
нашими отцами для приехавших семей. Нары верхние, нары нижние, мы на нижних 
нарах, нас много. Родители и пятеро детей. Тяжело было услышать отцу, что 
бабушка Анна умерла, он любил свою мать. Бабушка Анна Михайловна перед 
смертью хотела узнать, где ее сын, жив ли? Ей сказали, что он расстрелян, 
так в тоске и умерла.

Я увидела, куда нас привезли. Отроги Уральских гор, угрюмые леса, сопки, 
тайга - каменная почва. Ссыльные, есть много украинцев, белорусов - жгут 
костры, что-то варят, строят землянки. Начнется зима - очень многих из них 
не станет - будут трупы возле землянок, у казармы. Нас привезли умирать.

Наша семья проживет только одну зиму 1931-32 годов - через семь месяцев отца 
не станет. Километрах в 50 от нашего поселка, тоже в тайге, будет семья 
родственников, тоже из Патронного. Отец осенью ходил к ним через тайгу. В 
леспромхозе будут в ссылке братья нашей мамы - Ульяновы, Петр, Никита, 
Александр. Петра забьют насмерть десятники и бригадиры из-за невыполнения 
нормы. Петр болел туберкулезом, его привязывали к дереву, били по голой 
спине, говоря при этом - это тебе не Петровская мельница. (Ульяновы работали 
на Петровской мельнице, под Кашириным, держали заимку в Каширино, разводили 
породистый скот. Теперь Петровская мельница разрушена). Кожа сползла со 
спины Петра лоскутьями, они отдирали.

Никита бежал со ссылки в 1943 году, но замерз на улице Пичугина, в Кургане. 
У него не было документов, на работу нельзя было устроиться.

Отец матери, священник был приговорен к расстрелу  в Кемеровской ссылке, 
брат матери Андрей умер там же.

После смерти отца я осталась 8-ми лет, ходила со взрослыми в тайгу за 
клюквой, брусникой. Бруснику и костянику я приносила в семью, а вот клюквы 
не находила - собрали её до меня, на болотах только пустая трава, до меня 
были люди.

Голод, истощение, мама после работы на стройке идет корчевать тайгу, 
комендатура заставляет, иначе - наказание. Она приходит бледная, усталая, а 
поесть нечего - карточная система, продукты привозят не часто: селедка, 
крупа-сечка, немного муки. Поселок в километрах 10 от Богословска, там местные 
жители ненавидят ссыльных.

Повсюду лозунги: <Уничтожим кулачество, как класс>. Стране нужен лес, уголь, 
руда - кулачество должно отрабатывать и перевоспитаться - но оно умирает. 
Люди сходят с ума, вешаются, замерзают, выживают, как могут, едят трупы 
людей, как наши соседи Шантарины.  Смерть зимой 1931-1932 годов была 
массовая: везде штабеля мертвых. Сидят в бараках за столом люди, заглянешь в 
барак, присмотришься - мертвые. Умирали дети, а живые из мертвых семей 
убегали, их ловили конвоиры и отправляли в детские дома.

Горестно мне вспоминать последние часы жизни нашего отца. Он умирал, 
запросил воды, и мы с братом Леней пошли в тайгу к роднику. Воду несли на 
палке, ведро тяжелое. Вышли из леса, вот и барак близко,  но навстречу нам 
шли трое - двое парней и одна девушка - они смеялись, говорили, один из них 
нес в руках ботинки, мигом он спустил ботинки в ведро, вымыл обувь и пошел 
дальше. Воду мы вылили. Мамино лицо было бледное, мы испуганные, кто-то дал 
ей ковш воды, отец выпил, но жажда осталась, происходило обезвоживание, он 
умирал.

12 июля 1932 года, в 8 часов утра мама собрала нас у постели умирающего 
отца, он прощался с нами, было страшно. Через минуты его не стало. Умер отец 
семейства, участник Первой Мировой войны, крестьянин, выброшенный злой волей 
судьбы на чужой берег, в возрасте 41 года. Смерть отца на чужбине, в ссылке, 
обесточила и нашу жизнь, мы были обречены. Полгода мы еще тянулись, 
приходила из таежного ссыльного поселка сестра нашего отца, но чем она могла 
нам помочь? Я ходила в тайгу одна, бог миловал, я не заблудилась, но сколько 
людей не вышло из тайги! Таежные поселки вымирали, от голода, от тифа, от 
тяжелого физического труда. Истощенные люди по команде из комендатуры 
строили и расширяли города: Богословск (ныне Карпинск), Ивдель, Волчанск, 
Тавда, Туринск и далее Норильск, Дудинку, Игарку, Магадан. Строили и 
умирали. Зона ссылки - от Соловков  до Магаданского края - зона скорби и 
печали.

Наступила зима 1933 года, январь, голодный и холодный. Мама работала на 
стройке, прораб домогался ее уступки, но она не могла,- дочь 
старообрядческого священника. И её заставили работать без выходных, да еще 
ночью охранять полусгоревшее здание, кирпич. Холодная комнатушка, разбитое 
стекло, сырые осиновые дрова, железная печурка, и она с температурой и 
головной болью, мерзла всю ночь, а рано утром пришла к нам, в барак, 
навестить нас и попрощаться. Я и теперь вижу ее взгляд печальный, скорбный - 
нас нечем покормить, продуктов нет. Сестра посыпала на сковородку остатки 
крупы, заварила кипятком, поставила на стол. Мама говорит: <Пусть они едят>. 
Она ушла, а через пять дней сестра с ревом заскочила в барак - мама умерла в 
больнице. Неделю мы жили в холодном бараке, сестра что-то нам приносила 
поесть, но я уже не могла есть, я начинала болеть воспалением легких. Ночью 
3х летняя Маня  застонала от боли, она просила маму, не спала, до утра, а 
утром ее увезли в больницу, в холодной коробушке, без теплой одежды, одну. 
Умирать в больнице. Болезнь Мани кишечная, нужна была операция, но кто же 
будет делать в ссыльной зоне? Умершую сестру санитарка больницы завернула в 
тряпку и унесла за больничный барак, там зарыла ее. А дня через три привезли 
и меня в эту же больницу с воспалением легких, положили на соседний с Маней 
топчан.

В больницу Богословска меня привезли из детского дома. Детский дом - это 
барак, построенный для каторжников, они разбежались после революции, теперь 
это детский дом, ибо Урал заполонили осиротевшие дети раскулаченного 
крестьянства. По всему Уралу возникали дома-приюты для беспризорников, 
такова система Сталинских репрессий. На окраине Богословска, у самой кромки 
тайги, с видом на отроги Уральских гор находился этот барак. Грязный, 
заснеженный двор, на снежных сугробах проветриваются соломенные матрацы, а в 
самом здании темнота, одно широкое окно, затоптанный пол, кое-где нары, нет 
постельного белья, нет и детдомовцев, они придут вечером, после прихода в 
поселок за подаянием к местным жителям, которые травили их собаками. 
Воспитателей нет, в боковой комнате кухня, там, на полу мороженая картошка. 
Вижу только повара, она привыкла, привозят каждый день, с нами не разговаривает. 
Мы занимаем место на нарах, а вечером барак наполняется шумом, приходят детдомовцы, в одном углу ревет Ксеня Горбунова, она заморозила ноги в ботиночках, ее оттирают снегом с улицы, но плачет она еще громче, и не она одна - ночь беспокойная. Однажды в дверь барака постучали, мужской голос просил открыть дверь, впустить. <Пустите, замерзаю! замерзаю! пустите, а-а-а> ночной сторож, старая женщина, украинка, не открыла дверь, а утром его едва отняли от скобы, замерз. Заплутавшийся путник, не дошел до своей зоны бараков, а вопль этот сопровождает меня всю жизнь, мы были напуганы, но и жаль было человека - смерть была повседневным событием. Утром нам дали стакан чая, 100 граммов хлеба, каша сечка, скудно, хотели есть, но где взять? Днем - суп из мороженой картошки, кусочек хлеба, немного гороха. Вечером только чай и хлеб. Ночью не спалось от голода, да и сыро и холодно в бараке. Посередине барака ржавая плита, мы окружили плиту плотно, бросаем в печку частично уголь, или что принесли со двора, режем мороженую картошку на дольки и жарим на плите, переворачивая палочкой, мороженый картофель течет, но мы едим, что осталось, не замечая, что плита грязная. Сестра Анна приблизилась близко к плите, на ней вспыхнула рубаха и сгорела, она убежала на нары, завернулась в какую-то тряпку, сидит, а испуг и боль сотрясают ее. Середина февраля 1933 год. Обед, я ждала его, но едва я опустила ложку в синий суп из мороженой картошки, как меня охватила тошнота, слабость, головокружение. Потеряла сознание, очнулась в больнице. Лежу на топчане, укрыта тряпками, слышу голоса: <Эта оклемается, а мы думали>: увидела напротив пустой топчан, шел разговор об умершей девочке, она просила судно, недавно умерла. Понимаю, разговор идет о сестре Мане, умершей. Утром обход врача, я его запомнила: небольшого роста, сутулый, сухое лицо, но добрые глаза. Прослушивает мои легкие, смотрит добро, ласково. Забывая, что с нами, прошу домой выписать, он же назначает банки. Банки ставит сестра. Постепенно я стала поправляться, но ближе к весне заболела малярией. Очнулась в малярийном бараке, одна, открыто окно, за окном лето. Малярия болезнь коварная. Мне стало холодно, кричу - укройте меня, но никто не приходит, я в палате одна, помочь некому, санитарка приходит только унести кусок хлеба, кашу и чай - у меня нет аппетита, от пищи я отворачиваюсь, слабость во всем теле. Последствия малярии - желтуха, я желтая, худая, не встаю. Теперь у меня больны почки, меня продолжают лечить, но в другой больнице. Когда же меня выписали из больницы, детдом уже перевели в другое здание, в центре города. Осенью нас направили учиться, пошла я в первый класс. Увидев природу вокруг Богословска, там отроги гор, леса смешанные - лиственница, сосна, ели - темные леса, угрюмы, какая-то опасность от них. Не было в живых брата Лени, теперь нас двое. Нам предстоит покинуть Богословский детский дом - 200 человек детдомовцев переводят в Ирбитский детский дом - нас с сестрой тоже. Начинается другая жизнь. 1943й год. В этом году, в марте, я приехала в Курган, к единственной родственнице, которая была на ссылке и уцелела, смогла, вместе с мужем покинуть Северный Урал, зону ссылки. Тетка, сестра нашего отца, жила на квартире по улице Пичугина, сюда я и шагнула, через три недели я устроилась на военный завод номер 707, делали мины, снаряды, теперь это Кургансельмаш. Завод, эвакуированный из Гомеля, из Белоруссии. Я - приемщица военной продукции, механический цех. Работали по 12 часов. Пересмена, выходных нет. Ближе к концу войны, через Прокуратуру, отхлопотала возможность поехать учиться в Шадринский Учительский Институт, специальность история. Два года я училась, жила только на стипендию. Голодная была и без теплой одежды, родных только старшая сестра, но помощи от них не было. Приехав в Курган в 1946 году я захотела увидеть родные места, деревню Патронное. Патронное, 1946 год. Свидание с родными местами, края родные и чужие. Из города пришла пешком, 21 километр. Дорога через Лукино, и вот - Патронное. Первое, что увидела - березовая роща частично вырублена, поднимали дорогу, но рощей гордились местные жители. Радость была. Озеро, я запомнила его синим, с островками зелени, но теперь: Зарастает озеро камышом, никто его не чистит, оно стало мельчать, притянута канава обкомовской даче, там отдыхают и купаются в пруду, партийные работники. На месте нашего дома - пустырь, ветер перебирал заросли крапивы. Тропинка ведет к колодцу, колодец действующий, деревенские ходят сюда. Колодец копал дедушка, затем чистил отец. Кусты сирени возле дома (а дома нет с 1936 года) обломаны и сухие. На огороде ямы, землю выгребают и растаскивают. Редкие жители сидят на скамейках у своих домов, я не подхожу, молодых людей не вижу. Разъехались в другие села, кого-то убили на войне. Есть пустые дома, на шести участках, где жили раскулаченные - пустыри, глухо, уныло - что стало с деревней? Постояв у разбитого отцовского подворья, иду к озеру - здесь я узнала радость жизни в шесть лет. Другого такого озера я не видела - там на том берегу - сосновый бор. Слышу слова бабушки: <Наша деревня самая красивая - роща, бор, озеро, луга>. Мне одной вспоминать это прошлое, через ворох прожитых лет? Надо узнать - какова судьба земляков, отправивших нас так безжалостно умирать в холодных и голодных краях Севера. Да, не вы, крестьяне, принимали решение раскулачивать, стрелять, гноить в тюрьмах, не вы - но с каким нахрапом вы рвали с нас одежду, уводили со двора корову и лошадь, выбрасывали из домов семьи в морозную зиму, ели приготовленную пищу из печи, а мы смотрели голодными глазами, в немом ужасе. Как радостно деревня делила наше имущество, забыв совесть, сострадание. Вас учили этому - не добывать трудом, а легко, в один день - присвоить - кто что смог. Прошел ли этот урок вам даром? Не по тому ли вы так славите кумира <великого> Сталина? Это был Ваш праздник. Вы не видели детских голодных глаз, слез их матерей и отцов. Слез раскулаченного крестьянства. Так долго ли ликовали? Вот Евгения Банникова. Я вижу ее располневшей, в небрежно надетом платье, она в те далекие тридцатые годы сорвала с вешалки мамину новую шубу, серебристого меха. Шуба новая, мама не носила ее, хозяйство, дети - не до нарядов. Банникова в этой шубе спала пьяная у палисадника, на подтаявшей мартовской луже. Даром досталась, не больно жаль. Евгения Банникова увела со двора 3х индеек - одну съела собака, пока она спала, не жалко. Удивление мамы: <Зачем же спать днем, когда птица не прибрана>. Теперь она в колхозе, ворует потихоньку зерно с неохраняемого участка, часто выпивает с друзьями и недругами - в колхозе все равно ничего не дают. Сергей Кузнецов, активист, комсомолец, это он увел корову со двора, доить не доил, когда был пьяным. В колхозе бригадиром, на работу ходит нехотя - отлучается в город по личным делам - что где приглянется. Заходила к нему в дом - не разбогател, не перестал ругать классовых врагов - этим живет. Мельников Яков - рано утром пришел к нам, мы спали на полу, на теплом одеяле из верблюжьей шерсти. Приподнял одеяло, свалились мы по полу, кто куда - а он унёс одеяло. Развалил колхоз, пропил с друзьями зерно, способствовал убийству Коли Мяготина. Скрылся по санаторной путевке, далее - исчез. Никто не радуется колхозной жизни: с утра в поле, вечером - скудная жизнь, только огород кормит. Не получилось счастливой и богатой колхозной жизни. Сталин и не думал ее создавать - нужен был хлеб, а колхозы отдавали по поставкам, и не только хлеб - колхозы было легче грабить. Замордованное крестьянство в войну и после войны умирало от голода. Материи не хватало, трактористы садились голым задом на трактор. Обман, насилие, жестокость - вот что такое сталинская политика в деревне, начиная с 1930 года. С ощущением тяжести уходила я из деревни. По переписи населения за 2006 год - в Зауралье исчезло за короткий период - 13 деревень. Ставят кресты - здесь была деревня. Верующего крестьянства осталось мало - спились люди, отвыкли от труда. Молодые не несут в себе преданности семье, дому, отечеству. От прежней российской деревни не осталось ничего. Возрождать село некому. Бросают отеческие гробы (кладбища), уходят на Севера, в города, все ли устраиваются, спросить теперь не с кого. Гении - злодеи ушли из жизни. Судьбы: Судьбы Из газеты <Меридиан> за май 2006 года. Сообщение: 9 мая 2006 года на окраине поселка Рябково, умер участник Отечественной войны, награжденный, раненый и контуженный на войне 1941-1945 годов, снимавший угол в частном доме, Ситников Иван Спиридонович. Одинокий и больной, хоронили его работники собеса, на столе нашли тетрадь. Из записи в этой тетради: <Был счастлив до шести лет, в родительском доме. Дальше была ссылка, смерть родителей, детдома Свердловской области, Отечественная война, инвалидность. Обращался в горисполком (МЭРИЮ) чтобы поставили меня на очередь нуждающихся в жилье, бесполезно. Мне легче было воевать - под Москвой, за Белград, далее - Европа, чем достучаться до городского начальства. Они не слышат>. Поставили его на очередь за два года до его смерти. Ответ получал такой: <вас таких много>. Вот прочитала, узнала, значит, умер 9 мая. А я помню его с детства, но не знала, где искать. Нас везли на ссылку в конце августа 1931 года, в одном ссыльном вагоне. Детей в раскулаченных семьях было много, были и Ситниковы, четверо мальчиков, старший лет 13ти. В одном бараке и жили, на обочине тайги, строили барак наши отцы. Ситников-отец строил и дома в деревне Чесноки, Куртамышского района, за что и был раскулачен и выслан. Зимой 1932 года родители Ситниковых умерли, тела их вынесли из барака и зарыли в снег за бараками - хоронить было некому. Младших детей отправили в разные детские дома, под разными фамилиями. Возможно, их умертвили, тогда это бывало. Старшие были отдельно друг от друга - в детдомах. Слышала от людей, старший Петр вернулся после войны в Чесноки, в родную деревню - но случилась беда, в колхозе пропали лошади, обвинили Петра Ситникова, сын кулака, диверсант, враг - сослали в Караганду, добывать уголь - а через три месяца Петр умер от туберкулеза. Об Иване не знала, связи не было, слухов - никаких. И вот прочитала - реакция такая: отмучился. Больше никого из Ситниковых не осталось - лошади в колхозах будут целы. Выполняли Сталинское указание - никакой пощады классовому врагу. Уничтожим их до последнего корня. Удачи Вам господа! Живите и помните! Еще одна судьба В Богословском детдоме я увидела детей из семьи Тимофеевых, родом из села Лисьего, Лебяжьевского района Курганской области. Сестры Тимофеевы - Вера, Феша, брат Степан. Все рослые, красивые, светлоглазые и рыжеватые. Приветливые и молчаливые. Воспитатели их любили. Вижу и теперь их, как живых. Степа попал на войну в 1941 году, вместе с друзьями - детдомовцами, окончившими до войны Серовскую автошколу. Началась война, выпускники этой автошколы отправлены на фронт; война приняла тяжелый для Красной Армии и страны характер - отступление, автоколонна подверглась немецкой бомбардировке с воздуха. Что случилось с людьми трудно сказать, их нет давно в живых, но в 1979 году была телевизионная передача <Человек и закон>. И я увидела - кабинет следователя, идет процесс дознания и трое мужчин в качестве ответчиков - один из них Степан Тимофеев, который долго числился в неизвестности, его искали. Все трое были арестованы, осуждены и : как дезертиры. Думаю, что после этой передачи, его сестра Вера вскоре умерла. В памяти этих ребят были голодные годы ссылки, смерть родителей в страшных мучениях голода и нищеты, насилия над ними - много из тяжелого прошлого было в их памяти - да простит им бог. Горе за родителей, за своё изуродованное детство - вот что привело их к этому смертному часу. Сколько их, детдомовцев, было убито впервые месяцы войны - похоронки (уведомления о гибели) приходили в детские дома - директорам и завучам. Некому их было оплакивать. Руководство страны в лице Сталина и политбюро создали в стране невиданные репрессии, жесточайший режим насилия, беспредела - породили измену. Миллион людей перешли на сторону противника в войну. Миллион! Они не хотели защищать Сталина, его режим. Много детдомовцев погибло на войне. Из них самыми дорогими мне были по Богословскому детдому: Яша Ривьера, их семья была выслана из-под Одессы, погиб в 1942 году в чине лейтенанта. Саша Герасимов, Иван Опомах, с Украины. Братья Пашковы, убиты под Смоленском, артиллеристы - и многие другие. Работали на военных заводах, жили в бараках, боролись с голодом - умирали от туберкулеза. Общество относилось к ним как к кулацким детям, под особым наблюдением были они везде: в тылу и на фронте. Среди нашей номенклатуры развито чувство превосходства, высокомерия, барственности, презрения ко всему не признанному своим, классовым. Они как бы говорят: <мы еще посмотрим>. Не любят они тяжелый физический труд, им надо жить вольготно, весело, богато - и немедленно. Отсюда - презренное отношение к крестьянству, к серой массе народа. Мы шли к этому, начиная с 1917 года. Пришли! Михаил Юрьевич Лермонтов предвидел судьбу России и написал стихотворение, названное <1832 год>. <1832 год> Настанет год, России, черный год, Когда царей корона упадет. Когда детей, когда невинных жен, Низвергнутый, не защитит закон! Через 100 лет - законы пали под ударами большевизма. Они были против жен, детей, стариков и отцов семейства. Ссыльным крестьянам, а их были миллионы, по скромным подсчетам 15 миллионов крестьян подверглись репрессиям не было места на земле, нет убежища и их праху, ибо застроены кладбища в местах ссылки промышленными комбинатами и Парками Победы - ушли они в небытие. Сказав о крестьянах: <как жертвам режима, можно исчезнуть из жизни таинственным образом> - помнить не дозволено! Мы живем и жили во лжи, в потере памяти в забытье. Исчезнувшие деревни - это исчезновение памяти. Идеологи и творцы коммунизма в России, обманув массы народа, достигли своей цели - от старой России ничего не осталось, она исчезла. Создан новый тип человека - замешанный на превосходстве - мы, дескать, лучшие, мы создали великую Россию, только не предусмотрели, кто будет жить в этой великой России - народ вымирает, народ болен и не только физически, но и морально. Нельзя не вспонить, что моя сверстница Шура Ульянова, чтобы выехать
из ссылки, Богословска, подверглась насилию со стороны человека - власти. Носкова Н.К. 28 марта, 2007 года.






 На конференции - презентации журнала "Сибирский край" Людмила Николаевна Базарова и Наталья Кирилловна Носкова В гостях у Натальи Кирилловны правозащитница Людмила Исакаева, по инициативе которой были начаты тетради Н.К.Носковой

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                             


Яндекс.Метрика
© 2010 Все права защищены, при использовании
ссылка на сайт движения "За честные выборы" обязательна
закрыть
   
Текст подсказки.